Бой под Духовским и Краевским

Вечером 22 августа японцы подошли к Духовскому. Их правый фланг, где намечалось направление главного удара, должен был поддержан огнем двух тяжелых орудий, а центр выступал в качестве резерва и был уже на месте до захода солнца. В районе церкви разместилась японская батарея. Большой бивуак японские войска разбили сразу за центром села, рядом с их штаб-квартирой. Все войска были готовы к развертыванию в любом направлении.
В этот вечер командованием союзных войск было дано указание британским бронепоездам занять наблюдательные пункты в шестистах ярдах впереди позиций союзных войск. Уорд посчитал это положение достаточно близким к врагу, что позволило бы ему предпринять удачный рейд по захвату бронепоездов. Лейтенант Т. Е. Кинг, командир пулеметной команды, приказал выдвигаться вперед отряду с двумя пулеметами «максим», и взводом чешской пехоты в качестве прикрытия этого форпоста.
Ночь была оживлена постоянными стычками между британскими и красноармейскими патрулями примерно до 8:30 утра, когда было замечено, что японские патрули на правом фланге тихо отошли, без какого-либо уведомления о своем намерении. Красные отряды готовили атаку по прилегающей к железной дороге равнине, и уже продвинулись вдоль прилегающего к равнине леса, находясь в пределах ста метров от форпоста британцев.



Вскоре атака началась. Неожиданно для англичан в одном из пулеметов перекосило ленту (слишком много было негодных боеприпасов). Лейтенант Кинг под огнем противника хладнокровно пытался восстановить поломку, но после угрозы окружения британцы были вынуждены отойти, бросив неисправный пулемет.
Небольшой отряд морских артиллеристов, находившихся впереди, был практически окружен, но старшина Петти Моффат сумел вывести своих моряков практически под носом у противника. Эта произошло главным образом благодаря моряку по фамилии Митчел, который прикрыл отход. Огонь наступавших был беспорядочным, а Митчелл (по воспоминаниям Уорда) был хладнокровен и точен, и через три или четыре выстрела из орудия насыпавшие вынуждены были залечь в высокой болотной траве, что позволило бежать отряду моряков.
В результате этого боя бронепоезд красных уже был в опасной близости от оборонительных сооружений союзников, которые, он с небольшими затратами мог захватить.
Не смотря на то, что на бронепоезде красных была установлена 6-дюймовая пушка, огонь 12-фунтовых морских орудий был достаточен, чтобы не позволить любому противнику свободно держаться в его зоне.

Около 3 часов дня 23 августа Уорд попросил своего офицера связи, полковника Петра Антоновича Франка, офицера русской армии, чтобы он сопровождал Уорда к линии фронта, так как поступили сведения о больших концентрациях врага, который окрыленный первоначальным успехом, " был намерен оспаривать владение британцами» деревни Духовское. «Я прибыл вовремя,- вспоминал Уорд, — став свидетелем поединка между одним из британских бронепоездов и достаточно смелого и отчаянного отряда со стороны красных. Снаряды большевиков ложились с правой стороны нашего бронепоезда. Мы с полковником Франком спешились. Отправив лошадей подальше от обстрела. В то время как мы сели в поезд одно из наших 12-фунтовых орудий вышло из строя из-за перегрева ствола, что вынудило нас отойти из-под огня на недолгое время. Но мы не смели задерживаться долго, так как террористические поезд при своем следующем появлении скоро бы расправился с нашей пехотой, которая занимала очень ненадежные траншеи в районе железнодорожного полотна. Капитан Батч, завидев эту опасность, на полном пару вырвался вперед, стреляя быстро, снаряды взрывались все вокруг его цели. Противник был сбит с толку и вскоре его бронепоезд показал нам свой хвост и удалился в безопасное место. Я обратился к японским командующему генералу Оои, и майору Пишону, разрешить нашим поездам с наступлением темноты вернуться в Свиягино, чтобы заделать пробоины в задней части бронепоезда. Около 7 вечера, во время подготовки к возвращению, несколько резких винтовочных залпов были слышны недалеко от центра линии обороны. Стрельба быстро нарастала, и уже стала смешиваться с басом пулеметов. Затем огонь из всех видов оружия распространился от центра по всему фронту вправо. В этот момент большевистская артиллерия начала дуэль с японской и чешской батареями. Прекрасная летняя сибирская ночь стала одним огромным мигающим и гремящим адом. Вся эта картина была страшна, но сильно привлекательна. Молчащие одетые в деревья горы справа и слева вибрировали с музыкой битвы, в то время как пули и осколки завизжали, словно испуганные упыри на долину внизу, где белые и желтые люди доказывали, что для храбрости нет ни каких расовых различий. Этот шум продолжался около двух часов, а затем замер почти так же быстро, как и начался.
Наши поезда, которые остались в стороне от этого столкновения, на малом пару медленно отошли к Свиягино, и я пошел в свой вагон устраиваться на ночлег».

Вечерний бой, описанный Уордом, происходил на центральном фланге фронта в районе Духовской. Со стороны красных это выглядело так. Батальон красноармейцев центральной группы под командованием С. В. Гурова рано утром 23 августа выдвинулся с целью отрезать белочехам путь к отступлению по железной дороге. Отряду была поставлена задача — взорвать железнодорожный мост вблизи станции. В результате чего в западне оказались бы броневики, еще не отошедшие от Духовского. При удачных обстоятельствах броневики можно было захватить. К этому времени ожидался и другой, более дальний обход отряда Флегонтова у Свиягино.
Но планам красноармейцев сбыться не удалось. Вот как об этом вспоминает один из участников боя у Духовского: «Обогнув болото, правый фланг роты вышел на луг, уставленный копнами сена. Отсюда разъезд Духовской был виден как на ладони. У маленького кирпичного здания станции стоял длинный состав с паровозом с приглушенными парами. На линии сновали группы чешских солдат. Солнце еще не встало из-за горизонта, но золотой крест на высокой колокольне блестел, как огромная зарница.
Красноармейцы, спрятавшись за копнами сена, поджидали, когда подтянется левый фланг отряда, чтобы одним дружным ударом овладеть разъездом.
Но разведка белочехов заметила подозрительное движение в высокой траве у болота и начала стрелять. Досадуя на неудачу, наши красногвардейцы открыли по разъезду сильный пулеметный огонь.
В это время прибывший на фронт начальник штаба Г. Калманович увидел в бинокль длинный эшелон, который приближался к разъезду с юга. У раскрытых дверей „теплушек" стояли солдаты в гимнастерках цвета хаки. На штыке одного из них развевался маленький белый флажок с красным кругом посередине. Это были японцы.
Тот час был отдан приказ артиллерии открыть огонь по японскому эшелону. Растерявшиеся артиллеристы успели дать два-три выстрела, но ни один снаряд не задел японцев.
 

Белочешские кавалеристы

Не доезжая 500 шагов до разъезда, эшелон остановился. Японцы, выскочив из теплушек, развернулись в стройную цепь и бегом бросились в наступление. Небольшой отряд интервентов направился на пригорок к церкви, где им было установлено снятое с железнодорожной с платформы горное орудие, а на колокольню японцы втащили пулемет.
Красногвардейцы встретили японские цепи сильным ружейным и пулеметным огнем. Горное орудие японцев хлестало картечью почти в упор. Неожиданно на правом нашем фланге умолк станковый пулемет. Оказалось, что лента была расстреляна только наполовину, но судорожно сжатые пальцы пулеметчика неподвижно застыли на рукоятке. Окровавленная голова его уткнулась в сено. Второй номер команды пулемётчиков лежал рядом, широко раскинув окостеневшие руки…».
Как раз в это время подошел второй японский эшелон, и под напором свежих сил японцев красногвардейцы начали отходить к тайге.
В связи с новыми обстоятельствами командир обходной группы Флегонтов получил распоряжение — не двигаться дальше в район Свиягино, а нанести всеми частями удар в сторону Духовского, чтобы обеспечить успех центра.
«Мы повели наступление на Духовское, — вспоминал Флегонтов. В бинокль я увидел слева перебегающих вражеских солдат. Я направил на встречу им группу разведчиков, затем вторую, но они не возвращались (знаю, что последний отряд дошел до поворота дороги и занялся самоснабжением дынями и арбузами).
…В долине, левее дороги, стали появляться отдельные фигуры, затем редкие цепи. В бинокль не удалось установить, какие это части. По одежде напоминали военных, убитых накануне нашей разведкой. Желая точно выяснить, с кем имеем дело, я совершил непростительное. Бросив часть, с несколькими кавалеристами устремился вперед, к высланной третьей группе разведки и близ леса попал под пулеметный огонь скрытых японских частей, занимавших высоты. Огонь был довольно плотный и меткий, почти все лошади были срезаны. Моя лошадь вздыбилась. Японская пуля пробила мне правую ногу, и я свалился на дорогу. Спасло меня то, что дорога была неровная, имела бугорок, который фактически меня и спас. Я заполз в канаву, где укрылся. И в этот момент японские цепи двинулись на нашу группу. Их было не меньше полка. Сначала они шли под прикрытием небольшого леска и кустарников, а когда вышли в чистое поле начали двигаться ползком, в несколько цепей одна за другой, как на учении.
Командир отряда, оставшийся вместо меня, не растерялся, быстро развернул в боевой порядок часть, занял близлежащие высоты и начал обстрел наступающих.
Командир батареи на виду у японцев, под ружейным огнем, сбросил с передков батарею и шрапнельным и картечным огнем начал обстреливать наступающих японцев на расстоянии почти ружейного выстрела, что не предусмотрено никаким военным уставом. Заработали наши пулеметы. Японцы залегли, их наступление приостановилось. Бой продолжался до сумерек, причем мы были отрезаны и не знали, что происходит в центре.
Лежа в канаве, я от потери крови начал терять сознание. Мелькала только одна мысль, как бы не попали в руки противника секретные приказы. Но товарищи пришли на помощь. По канаве вдоль дороги приползли несколько красноармейцев. С большим трудом им удалось вытащить меня к своим. Ночью бой затих. Японские части отступили на исходные позиции к деревне Духовской, а мы — к деревне Никитовке.
Не только комсостав, но и рядовые бойцы почувствовали силу регулярной, хорошо обученной, лучше вооруженной, еще не тронутой соприкосновением с нашими рабочими и крестьянами японской армии, твердость японского огня (огонь чехов всегда отличался неуверенностью)».
Японцам, благодаря превосходству в живой силе и вооружении отрезать левофланговый отряд Флегонтова от центральной группы войск Уссурийского фронта, двигавшейся вдоль железной дороги.

Колона японских войск ведет наступление в районе села Никитовка. 21 августа 1918 г.

В Духовской самураи долго не отсиживались. Красные отряды левофланговой группы заблаговременно отошли в район Антоновки. В ночь на 24 августа сильный дозор мадяр-охотников ушел в разведку. Вернулись разведчики перед рассветом, ведя под конвоем 15 низкорослых солдат с раскосыми лицами. «Японцы?», — спросил пленных Караич. «Нипон, нипон,- подобострастно закивали незваные гости. С японцами был захвачен местный кореец Ким, он объяснил, что взвод интервентов пробирался в тыл пулемётного взвода с целью захватить пулемёты, досаждавшие белой кавалерии своим метким огнем. Но в пути они были встречены боевым охранение красных, трое были заколоты штыками в короткой схватке. Японцы сообщили на допросе, что Никитовку заняли четыре казачьих сотни Калмыкова, два батальона чехсловаков и четыре роты японской морской пехоты при пятнадцати пулеметах и десяти горных орудиях.
Утром заменивший Флегонтова на посту командующего левофланговой группой Иосиф Клиндер под усиленным конвоем отправил корейца в штаб фронта, а пленных японцев было решено отпустить, вручив им написанное Караичем и Клиндером письмо со следующим текстом: " Дальше идти не советуем, каждого чужестранца ждет смерть на нашей свободной земле. Победить нас невозможно. А мы победим вас и всех, кто встанет на нашем пути». Японские солдаты, прижимая руки к груди, беспрерывно раскланивались. Жалко улыбаясь и пугливо оглядываясь, они гурьбой засеменили к своим позициям.

Через два часа после того, как были отправлены в Никитовку японцы, белые начали наступление (и как выяснилось потом — по всему фронту). Бой начался в три часа дня. Четыре орудия батареи Хаврука отвечали на залпы японской батареи. Благодаря помощи местных деревенских мальчишек, рассказавших, где в Никитовке укрыты вражеские пушки, меткие залпы красногвардейцев заставили замолчать до вечера японские орудия, которых, по воспоминаниям Г. Подлесного уже осталось не больше пяти-шести. Перед закатом солнца под прикрытием орудийного и пулемётного огня враг начал атаковать позиции красных. Появились японские цепи. А южнее Никитовки действовали несколько спешившихся казачьих сотен, теснивших к болоту венгерских конников. На этот фланг была отправлена батарея и три станковых пулемёта. Первая атака с ходу была отбита дружными красногвардейскими залпами. Казаки возобновили свою попытку атаковать уже в сумерках. Подпустив как можно ближе развернувшиеся на скошенном лугу для атаки казачьи сотни, не отвечая на вражеский пулемётный и орудийный огонь, красные неожиданным плотным ударом из всех видов оружия смешали ряды атакующих и обратили в бегство вражескую конницу. Венгерские кавалеристы, укрывавшиеся в лесу, ударом с фланга завершили отражение неприятельской атаки. В этот день на участке у Никитовки красные отряды сумели отстоять свои позиции по всему, занимаемому отрядом фронту.

Вечером 23 августа после столкновения с японскими подразделениями у Духовского Сакович дал распоряжение по фронту быть особо бдительными. Особенно командующий опасался за правый фланг, который к западу от разъезда Краевский упирался в небольшую возвышенность, а далее несколько вест тянулись болота.
«Я ожидал сюрприз со стороны японцев, — вспоминал впоследствии Сакович, — зная по русско-японской войне их упорство и жестокую дисциплину. Поэтому приказал А. В. Гурову усилить этот фланг несколькими ротами и послал четыре броневика…».
В ночь на 24-е августа по приказу Саковича китайский отряд Син Ди-у, вместе с полубатареей Коваля перешел через р. Сунгач на китайскую территорию, где устроил засаду на пути японского отряда, совершавшего глубокий обход позиций красных.
В эту же ночь полковник Уорд неожиданно был вынужден прервать свой отдых. Вот как он вспоминал об этом: «Я спал только несколько минут… Стук в дверь объявил о посетителе, которым оказался штабс-капитан из японской штаб-квартиры со срочным сообщение для командующего резерва войск на Свиягино. Японец с большой церемонией вручил мне следующую повестку дня:
„…Приказ об операции генерал-лейтенанта С. Оои, командующего 12-й дивизией. 23 (10 по старому стилю) августа 1918 года.
1. Все неприятельские атаки сегодня отбиты. Мы захватили 2 пулемета и 5 пленных.
2. Союзные войска (три батальона чехов и японцы) атакуют неприятеля сегодня утром 24 августа, чтобы причинить ему решительный урон.
3. Японские войска начнут атаку утром 24-го в 3 часа.
4. В резерве остаются британские, французские войска, казаки Калмыкова, а так же несколько японских рот под командой японского полковника Инагаки прибудет на северо-западную часть Духовского завтра в 2 часа утра…".
Америку, то самым доблестным делом, которое мы можем занести в историю нашего полка, будет наше участие в делах 12-й дивизии японской императорской армии под командованием генерала Оой»

Я посмотрел на часы, и указал японскому офицеру на тот факт, что время было 1:45ночи, и что Духовское находится отсюда в четырех милях. Но японец хотя и владел английским языком в совершенстве, протянул руку с глубоким поклоном, делая вид, что не понимает сути моего замечания. Но я считал, что именно в этот момент времени просто невозможно сделать то, чтобы в течении пятнадцати минут пробудить британский, чешский, японский и казачий отряды, и совершить марш за четыре мили в середине ночи. Но я прожил достаточно долго на Востоке и знал, что восточные люди никогда не соглашаются с европейцами, если их мнение по каким-либо причинам не совпадает с их собственной точкой зрения.
Я послал ординарцев, в каждый отряд с определенными инструкциями, что они должны быть готовы выступить тотчас же.
Японец отказался двинуться, чтобы вывести своих солдат из палаток. Чехи, наслаждавшиеся столь необходимым отдыхом, так же отказывались даже шевельнуться, так же как и казаки Калмыкова оставались спать рядом со своими лошадьми. Атаман Калмыков был на тот момент во Владивостоке, и его заместитель по возвращении атамана был уволен за отказ подчиняться моим приказам. Атаман был убежден в том, что его люди должны быть всегда на боевой линии, где бы они не были. Вскоре капитан Кларк доложил мне, что 25-й Мидльсекский полк готов к походу, транспорт и полным снаряжением, двадцать пять минут после получения приказа.
Чтобы быть вдвойне уверенным, что это не ошибка, я позвонил лично по японским офицерам, которые наотрез отказались выводить своих людей в соответствии с указаниями своего же штаба. Я не могу не признать, что с этого момента у меня было подозрение, что в приказе генерала Oои было так много японской хитрости, и что он был предназначен для того, что мы не должны принимать никакого участия в предстоящей операции. Я был намерен сорвать эту попытку исключить из участия союзников, и отдал приказ своим людям двигаться.

Наш путь около двух миль лежал рядом с железной дорогой, после чего непрочный характер раскисшего от дождей грунта и опасность потерять направление в темноте заставили меня выйти на железную дорогу. Пройдя по ней с версту, мы подошли к нашим бронепоездам, где должны были забрать нашу пулеметную команду, которая должна была действовать с нами — остаться в качестве резерва или прикрыть своим огнем в случае необходимости.
За исключением часовых, остальной гарнизон бронепоезда спал, находясь на расстоянии винтовочного выстрела от нас. Я остановил своих людей и разбудил капитана Бата, чтобы узнать, получил ли он инструкции относительно его участие в предстоящей битве. Он информировал меня, что он получил телефонное сообщение от генерала Оои (через майора Пишона), которое он не смог понять, и попросил его повторить. Вслед за этим пришло сообщение, которое заключалось в том, что бой начнется в 3 часа ночи, но, что британским бронепоездам и британским войскам не должно было быть позволено принимать никакого участия в предстоящем сражении.

На основании этого послания я начал понимать, почему боевой порядок частей был дан мне слишком поздно, чтобы встретиться с полковником Инагаки. Эти инструкции капитану Бату из японского штаба объяснили загадку. Я дал указание капитану, чтобы он двигался вперед, оказывая мне поддержку в случае необходимости, и следил за ситуацией в целом, оказывая помощь любому отряду союзников, в случае, если они окажутся в трудном положении, а так же подчиняться приказам генерала Оои. Этот долг он выполнил с полным удовлетворением для командиров французских и чешских отрядов.
Устроив мой тыл, я приказал бойцам 25-го полка двигаться вперед в по обе стороны от железнодорожных путей до точки, выбранной для нашей встречи. Время было 3:25 утра, в тусклом свете зари наступающего дня уже можно было различать движущиеся объекты четыреста метров. Вернувшиеся разведчики доложили о наличие кавалерии слева, но в утренней дымке мы не могли понять, была ли она дружеская или врага. Я приказал перейти в противоположную сторону железнодорожной насыпи и готов был принять их возможную атаку. Затем я направил моего офицера связи, полковника Фрэнка, вперед, чтобы выяснить их силу и характер. Он быстро вернулся с сообщением, что это японская кавалерия, которая движется в положение нашего крайне левого фланга.
Я переформировал своих людей и направился к моей позиции как приказано, но с опозданием на девяносто минут. Остановившись, я изучил местность, но не нашел нигде отряда полковника Инагаки или любого из его отрядов на месте, выбранном для нашего сбора.
Стоя на линии, на расстоянии около четырех сотен ярдов впереди я увидел передовой вражеский бронепоезд, и их заставу, подававшую сигнал тревоги. Пока еще не было выстрелов, но я отдал приказ, чтобы загрузиться. На данном этапе произошел инцидент, который положит конец безмолвию. В процессе загрузки был случайно произведен винтовочный выстрел. Солдат, которому принадлежала винтовка, стоял позади меня, и я приказал капитан Брауну разобраться с этим случаем и доложить мне. Но этот выстрел послужил началом битвы.
У вражеского бронепоезда появились клубы белого дыма, и миг спустя 5-дюймовый снаряд разорвался над нашими головами. Солдаты скрылась в посадках кукурузы и кустарниках, и я спешился и продолжил наступление. Взяв ружье своего ординарца, я повел за собой отряд.
Враг должен был предвидеть нашу встречу, поэтому что место, в котором мы только что находились, было от начала до конца перерыто снарядами. Первый снаряд, выпущенный из вражеского орудия попал прямо в середину крестьянской хаты. Которая была тот час же сметена с лица земли.
Тяжелый пурпурный покров повис над землей, и если бы мы были на месте, выбранном до этого, это описание было бы написано уже другой рукой, а не моей. Становилось все светлее, и я с помощью своих очков, смог разобрать всю диспозицию войск, которая представляла собою непрерывную линию от одной мили слева от железной дороги, и далее на десять миль вдоль нашего правого фланга. Пространство около ста метров по обе стороны от линии железной дороги было незанято. Как я потом выяснил, из-за того, что его заранее считали слишком подверженным огню неприятельской артиллерии. Но так как рядом не было человека, который мог бы руководить моими действиями, я по собственной инициативе решил заполнить эту вакантную площадь, таким образом делая линию атакующих войск непрерывной. И двигаться вперед совместно с японцами. Своих людей, укрывшихся по обе стороны от железной дороги, я направил в сторону от нее.
Вскоре произошел очень неприятный для нас момент, когда вражеский пулемет Максим, расположенный в кукурузном поле, начал стрелять практически в упор, в диапазоне 100 ярдов. Но чешский форпост, располагавшийся совсем недалеко, стал заходить вражескому пулеметчику с тыла, после этого, он, сделав около 150 выстрелов, вынужден был бежать, в результате чего оставил пулемет в исправном состоянии и пулеметные ленты на 5000 выстрелов
Теперь мы продвинулись вперед за чешские и французские траншеи, силам, которым, как нашим бронепоездам, было приказано не принимать участия в наступлении. Мы были недалеко от окопов, в которых виднелись серые шинели мадьяр. И были для них неплохими мишенями. Это было самым трудным моментом. На расстоянии в четыреста ярдов вражеский солдат вел прицельный огонь. И хотя лично я не пострадал от его обстрела, находившемуся в пяти метрах влево от меня чешскому солдату пуля, вошла в центр лба, чуть выше носа. В ответ на огонь вражеского стрелка я произвел около шестидесяти выстрелов, и он опустился поперек рельсов. Когда мы дошли до него, он лежал, как и многие другие, находившиеся с ним рядом, мертвый. Капитан Кларк взял его винтовку и патронташ, и использовал ее с хорошим эффектом против отступающего противника.
Нет никаких сомнений, что если бы мы не смогли попасть в место нашего нынешнего расположения под покровом темноты — мы смогли бы продвинуться вдоль железной дороги только ценою очень тяжелых потерь.

Как я уже говорил ранее, на последней платформе бронепоезда противника была установлена 6-дюймовая пушка, но она была смонтирована так высоко, что вся платформа, нам которой она находилась, простреливалась нашим винтовочным огнем. Причина высокой монтажа была в том, чтобы дать возможность двум пулеметам вести огонь вдоль линии железной дороги со дна бронепоезда, находясь ниже тяжелой пушки.
Если бы наше продвижение было замечено ранее, противник легко разбил бы наш отряд, но мы оказались в пределах 400 ярдов от бронепоезда, прежде чем они нас заметили. Концентрируя огнь на хвост бронепоезда, мы осыпали платформу градом пуль, так, что ничто из находившихся на ней, не мог применить свое оружие, чтобы вести огонь вдоль линии железной дороги, не рискуя при этом расстаться с жизнью. Тем самым, оказалось, что самый опасный момент нашей атаки стал самым безопасным, и мы достигли нашей цели без единого поражения. Пять вражеских бронепоездов, находившихся на линии, бились за каждую пядь пути, но их снаряды и осколки были либо слишком высоко, либо взрывались далеко позади, что хотя и создавало хаос среди отстающих, но мало влияло на тех, кто был на передней линии фронта. Сражение разрасталось, ожесточенное противоборство происходило во всех точках и достигло кульминационного момента.
В центре фронта умело маневрировала японская 5-дюймовая батарея, которая заняла удобные позиции на кануне общего наступления пехоты. Ее смелые действия добились успеха, который превзошел всяческий ожидания. Японские артиллеристы выбрали удачную позицию на возвышенности, среди небольшой группы тонких деревьев, откуда открывался хороший вид на железную дорогу и по равнине до самого Краевского, что позволило им обстреливать вражеские эшелоны практически с фланга.
В это время пехота продолжала методично идти вперед, хотя и получала от врага слишком много внимания, чтобы чувствовать себя в этой ситуации комфортно. Японские солдаты были вынуждены пристраивать пучки травы и листьев в передней части своих фуражек, чтобы скрыть красную полосу, которая была отличной мишенью для стрелков и артиллеристов бронепоезда. Иногда они просто брали горсть грязи, замазывали им околыши фуражек. Опыт быстро учил японских солдат.
Накал открытой борьбы, носившей удивительно захватывающий характер, достиг своих пределов. Вот снаряд, выпущенный японской батареей, разорвался позади двух вражеских эшелонов, разрушив железнодорожный путь, и сделал отступление для них невозможным. Отчаянные усилия экипажей бронепоездов были направлены на ремонт линии, но прицельный винтовочный огонь и меткая стрельба наших легких пулеметов сделали это неосуществимым. Другой удачно посланный снаряд попал в передний бронепоезд, поразив на нем не меньше четверти стрелков. И сразу же весь состав был окутан пламенем. Вскоре огонь распространился и на платформу с орудием. Это оказалось полной катастрофой для противника, который с позиций, на нашем крайне левом фланге, наблюдали с ужасом для себя бойню вокруг обреченных поездов. Их нервы были полностью разрушены, и огонь их стал скачкообразным и беспорядочным, а затем и среди деревьев на холме слева появился белый флаг.
Но этот флаг появился уже слишком поздно. Японская кавалерия повела стремительную атаку на нашем левом фланге. Пройдя параллельно с дальней группой сопротивления, она резко повернула вправо и развернувшись в красивую наклонную линию, пошла вперед не взирая на выброшенный белый флаг. Они не брали пленных…
Мои люди были в начале сражения впереди, в связи с тем, что наше продвижение было вдоль железной дороги и обычных дорог по обе стороны от нее, но затем, когда темп битвы изменился, и японцы, действовавшие со стороны болота и леса, продвинулись далеко вперед, пришлось вносить изменения в нашу диспозицию. Поэтому я приказал сформировать отряд из наиболее способных бойцов, с которыми можно было дальше продолжать движение вперед и держать линию. Эта партия насчитывала около шестидесяти человек, и включила в себя капитана Кларка, Падре (капитан Робертс), лейтенанта Бакли, моего чешского переводчика Владимира, полкового Sergt.-майора Гордона, сержанта Уэбба (который, к сожалению, умер через несколько дней позже в Спасске), полковника Франка (мой офицер связи), и рядовых. С этой партией мы продвигались на пятьдесят ярдов вдоль горящего поезда, сопровождаемые разрывами снарядов, хранящихся в его арсенале. Второй поезд выглядел вполне пустынным, и, после того как мы осмотрели выброшенный взрывом лафет 5-дюймового орудия пи брошенных на дороге десяти зарядов к этому орудию, мы прошли без особых происшествий до железнодорожной насыпи по пути на Краевский.
Удалившись от бронепоезда примерно на двести ярдов, как вдруг неожиданно для себя услышали быстрый винтовочный огнь позади нас, в тылу. Оглянувшись, мы с удивлением увидели злобные струи огня выпускаемого из винтовок с обеих сторон неповрежденного поезда направленные против плотных групп японских войск, которые проходили по трассе, по которой мы только что прошли.
Даже восточный темперамент имеет пределы своей безмятежности. На мгновение японцы были полностью обескуражены, но вскоре оправились от растерянности, и, залегши траве, они открыли ожесточенную стрельбу. Мадьяры были защищены бронированными бортами своих вагонов, и наносили тяжелый урон солдатам Восходящего Солнца. Оценив ситуацию с первого взгляда, японский офицер отдал приказ к атаке. По одиночке быстрыми короткими перебежками, словно муравьи из разоренного муравейника японцы бросились к бронепоезду, забросав его гранатами. А затем, ворвавшись в вагоны, они орудовали направо и налево штыками, не оставляя никого в живых. Этими штыками они выбрасывали большевиков из поезда, работая своим оружием, словно они кидали лопатами уголь.
Затем они оставили часовых на самой высокой части каждого поезда, а брошенное в дороге оружие они назвали «военными трофеями».
Моим большим сожалением было то, что ни одного большевика не осталось в живых, чтобы рассказать нам причины, почему они позволили около шестидесяти английских офицеров и солдат, пройти беспрепятственно в упор около сорока ярдов, а стрелять начали, только тогда, когда японские солдаты попали под их винтовки. Многие объяснения были даны в то время, но ни одно из них не казалось вполне удовлетворительным. Поэтому загадка остается.
Вскоре мы были свидетелями такой картины: большевистский солдат спасаясь от японской кавалерии, начал пробиваться через наш левый фланг в попытке присоединиться к отступающей группе войск, находящихся под прикрытием большевистских поездов. Измученный тяжелой дорогой в вязком болоте, он упал в поисках укрытия и отдыха. Японцы быстро приближались к месту, где он принял прибежище, поэтому он поднялся из травы и снова бросились бежать. Я взял винтовку своего ординарца, но неправильно оценил расстояние, и он не обратил никакого внимания на мой выстрел. Я прицелился в точку над головой и снова выстрелил, и он бросился в траву так неожиданно, что полковник Фрэнк подумал, что я убил его. Когда мы подошли к тому месту, его голова с копною черных волос появилась над зеленою травой, и я прицелился еще раз, но не стрелял. Я попросил полковника Фрэнка крикнуть этому человеку, что если он сдастся, то может послужить примером того, как обходятся с военнопленными и что ему будет оказана медицинская помощь. Полковник Франк крикнул этому человеку, чтобы он сдался. Человек крикнул в ответ, что японцы убили всех ленных. Затем он был проинформирован, что я английский офицер, и если он сдастся — я гарантирую ему жизнь, если он не совершил какого-либо большего преступления, чем просто участие в борьбе, как большевистского солдата. Он не стал вести дальнейших разговоров, и почти побежал ко мне, ища защиты. Я стоял на насыпи, видный на многие километры. И со стороны можно было легко увидеть этот инцидент.
Я взял его винтовку с примкнутым штыком, и патронташ с пятьюдесятью патронами в нем. Допросив его, я узнал, что он был демобилизованным русским солдатом. Я поместил его под стражу двух солдат с приказом им доставить пленного в тыл. Еще раз напомнив охранникам требования, чтобы они ни коем образом не допустили убийство заключенного. Но эти два британских штыка сделали его жизнь в безопасности, как будто он был на Трафальгарской площади. Я могу сказать, по атмосфере, в которой произошел этот инцидент, наши союзники считали подобное поведение совершенно неуместным на поле боя. Но я выполнил свою цель, и подобная сдача в плен была принята в ходе дальнейших операций.
Наше продвижение к было достаточно быстрым и без особых происшествий, за исключением нескольких разрывов шрапнели которая по-прежнему не причиняя вреда пролетала над в рядами фронта и ранила тех, кто находился далеко позади. Вскоре мы легко подошли к нашей старой станции Краевский. Что касается метода, выбранного мною, с военной точки зрения, то по приближению к этому месту, все больше подтверждал его правильность. Если бы наступление вела только одна часть британских войск и выдержала бы все это шоу, то она понесла бы значительные потери, какие обычно несет атакующая часть. Но результатом проведенной операции было то, что большевистская армия была полностью выбита, и мы выполняли роль загонщиков в этой большой игре
Проведя разведку местности, я снова выбрал железную дорогу для своего отряда. Японцы группировались выше — в районе лесистого склона справа от нас. Я выбрал железную дорогу, потому что знал, что впереди дорога делает небольшой изгиб, который обеспечивает нам безопасный подход к станции, расположенной около трехсот ярдов за этим небольшим холмом среди низменности. Японцы прошли через лес ной массив огромными толпами без организованного строя.
На округлении кривой, в пределах четырех сотен ярдов я увидел вражеский. Большевистской офицер неторопливо вышел из нашей старой штаб-квартиры и поставил одну ногу на колесо паровоза, глядя на себя, стоя на линии. Я выпустил в него пулю из винтовки младшего капрала Мурмэна. Не уверен попал ли я в него, но я был достаточно близко для того, чтобы заставить офицера быстро укрыться в паровозе. Вдруг передовое орудие бронепоезда озарилось вспышкой и 2-дюймовый снаряд прошел так близко над моей головой, что я отлетел на четыре фута, Ии оочупал свою голову. Чтобы узнать — находится ли она еще там. Снаряд взорвался около ста ярдов позади меня, и смертельно ранил двух японских, солдат, еще несколько человек было ранено. Пулеметы на бронепоезде стали бить по лесу, где наступали японцы. Их огонь был настолько эффективным, что на некоторое время создал панику в рядах японцев, и они, в давке, бросились под защиту противоположного склона, за гребень горы.
Мой отряд укрылся в кустах слева, и я пополз на четвереньках в их направлении. Найдя заросший высоким сорняком глубокий ров у дамбы, находившейся у подножия насыпи, я, скатившись в него, укрылся с головою. Постепенно поднимая над головой чертополох, я быстрозалег за насыпью, и мой отряд сделал то же самое.
Японцы к этому времени еще не оправились от первого шока, и открыли огонь по бронепоезду, который на медленном пару отошел обратно в дальний конец станции. Когда он остановился, то стал обстреливать шрапнелью позиции вдоль всего нашего фронта. Получилось так, что мы намного опередили нашу артиллерию, поэтому наши винтовки не могли соперничать с орудием бронепоезда.
Слева от станции находясь между нами и бронепоездом, находился достаточно большой ангар или склад. Прикрываясь им, мы начали стрелять с близкого расстояния по артиллеристам, чьи головы появлялись над бортами бронированных вагонов.
Японцы для этих же целей использовали разбитое строение из красного кирпича, с другой стороны, в то время как другие пытались обойти поезд и отрезать ему пути к отступлению. Командир вражеского бронепоезда обнаружил этот маневр, и, используя все свое оружие, он удалился за холмом, Как позже было сообщено, он на полном пару отошел к Шмаковке.
Мы овладели станцией, и возле нашей старой штаб-квартиры обнаружили хижину, в которой был завтрак большевистских офицеров, с жареным картофелем. Это стало добычей полковника Фрэнка и сержант-майора Гордона.
Время было около 8:30 утра, но солнце было уже очень жарким мы сидели на пересечении железнодорожных путей и трофейный картофель был очень вкусным.
Из-за грубой ошибке японской кавалерии, которой было приказано зайти с фланга на этой станции, а не другой, мы не смогли окружить достаточно большую группу врага. Командир японской кавалерии, присоединился к нам и, присев рядом, принялся пробовать наш картофель. Но он потерял темп всего движения, его кульминационный момент. Это небольшое действие могло бы оказаться одним из решающих в этом сражении, так как позволило бы уничтожить все террористические армии к востоку от Урала.
Генералом Отани мне было приказано оставаться в резерве, и вернуться в свою базу в Свиягино. Но, судя по всему, действия моего батальона были поддержаны командованием.
Японцы в этом сражении понесли потери в шестьсот человек, некоторые из которых нашли свою смерть недалеко от моих людей, но ни один человек из 25-го полка не был поражен вражеской пулей или осколком. У нас было много случаев полной прострации, но, принимая во внимание контингент моего подразделения, это можно было ожидать. Но с учетом напряженной работы в течение месяца, они прошли суровую школу. Они все вместе и каждый в отдельности вели себя как подобает англичанам. И заслужили самых высоких слов благодарности, которые могут быть высказаны людям в этой ситуации.
Генерал Оои в своем письме направленном мне высказал особую благодарность командованию британского отряда за его большие заслуги в операции.
В 4:25 вечера, 28 августа, я получил следующее сообщение от Генерального штаба:
«1. 26 августа дивизия заняла высоты, расположенные на севере от Шмаковки. Местные жители сообщили, что враг в районе девяти — двенадцати часов ночи на 26 августа, погрузившись на одиннадцать поездов, отошел. Численность неприятеля составила около 5000 человек, Отряд в 2000 отошел по дороге на Успенку. Объявил привал на Шмаковке.

Полковник Уорд и капитан Штефан во время осмотра боевых позиций близ села Ольховка

«2. По состоянию на 27-е августа враг продолжал отступление к северу от реки Уссури. И никаких вражеских частей враг не было замечено к югу от нее. Хотя девять железнодорожных мостов из десяти между Шмаковка и Уссури были уничтожены. Некоторые из них до десяти метров каждый. На их ремонт потребуется несколько дней. Железнодорожный мост на Уссури не поврежден, и в ночь на 26-е, после боя, в котором участвовала одна усиленная рота японской пехоты, мост был занят. Против врага на озере Ханка, в которое, как известно, пошли вниз по реке с канонерские лодки, один отряд пехоты был направлен на правый берег Уссури, к востоку от Шмаковки.
„3. Дивизия остается в нынешнем положении, и готовится для продвижения вперед на 28-е".
Это завершило Уссурийскую операцию. Произошедшее сражение было абсолютно решающим. Враг были полностью деморализован, и был уничтожен к востоку от озера Байкал».
В завершение своего воспоминания, Уорд не преминул напомнить о несогласованности действий союзников, упрекая в этом, в первую очередь японцев.
«Японцы на основании своих особых соображений, как мы уже видели, решили еще в начале операций, что приморские провинции будут находиться под их специальной охраной. С величайшим подозрением они смотрели на войска и усилия других союзников, в особенности британцев и американцев, предумышленно стараясь своими приказами исключить их из своих совещаний и по возможности удалять их от управления отвоеванными территориями. Так 27-й батальон американской пехоты высадился во Владивостоке за несколько дней перед боем под Духовской; ему было обещано сделать все возможное для своевременной доставки на фронт, чтобы он мог принять участие в сражении; но японцы, в ведении которых была железная дорога, постарались, чтобы батальон прибыл на день позже; вместо того, чтобы двинуть американцев вперед, их отцепили в Свиягине, а затем везли день за днем, держа их все время верст на пять позади японского фронта. К тому же японцы никогда не доверяли своим союзникам. Ни один приказ по японской армии никогда не сообщался союзным, командующим, пока операция не была выполнена или доведена до степени, не дающей им возможности принять в ней участие или предложить свою помощь.
Капитан Стефан (ныне майор), Чешской армии, как и я, знал каждую дорогу и тропинку со Шмаковки к Свиягино. И мы были уверены, что при надлежащем подходе к делу можно было всю силу врага на Уссурийском фронте уничтожить или захватить в плен. Но японцы никогда не совещались со своими союзниками и никогда не сообщали им о каком-нибудь своем передвижении, пока оно не совершилось».
За два часа до боя под Духовским высадился батальон американской пехоты, до той поры в боевых действиях не участвовавший (не пускали японцы). Впоследствии, когда воинственными янки уже была пролита российская кровь, командующий американским полком полковник Штейер так отозвался об августовских боях на Уссурийском фронте: «Когда мы вернемся в Америку, то самым доблестным делом, которое мы можем занести в историю нашего полка, будет наше участие в делах 12-й дивизии японской императорской армии под командованием генерала Оой».

В 4 часа утра командующий фронтом красных В.Сакович, так же, как и Уорд, уснувший на короткое время (не отпускала болезнь), был разбужен ординарцем — по прямому проводу с разъезда Краевский вызывал командующий центральным участком А.Гуров. Гуров сообщил, что японцы большими силами отрезали наш правый фланг и страшно бомбардируют Краевский. Японская диверсионная группа, пробралась незаметно к прикрывавшим отход красногвардейских частей бронепоездам, и забросала их ручными гранатами. Команды бронепоездов отчаянно отбивались. Два бронепоезда, потеряв убитыми и ранеными большую часть людей, все же сумели прорваться сквозь вражеский заслон. Два других продолжали отчаянно сражаться, расстреливая в упор штурмовавших японцев. Командир одного из бронепоездов в последний момент, когда уже кончился боекомплект и погиб экипаж, покончил с собой.
Газета «Приморье» сообщала о сражении под Духовским: " С Красной Армией, вступили в бой интервентские части 12-й японской дивизии, три батальона чехословаков, один английский батальон, один французский батальон и отряд атамана Калмыкова. При отступлении Красные взорвали железнодорожный мост и оказали сильное сопротивление интервентским войскам.
По сообщению генерала Оои, в бою было убито только одних японцев 200 человек, со стороны Красной Армии убито 300, ранено 500 человек.
Впрочем, по воспоминаниям бывшего командующего американскими силами на российском Дальнем Востоке Вильяма Гревса, один из офицеров американской разведки, после внимательного изучения поля сражения говорил: «По моему мнению, сообщенные нам японским генштабом и офицерами разведки союзников сведения о силах, которыми противник располагал до сражения под Краевским, были крайне преувеличены: весьма преувеличены были так же данные о понесенных противником потерях». Что, кстати, подтверждают и воспоминания полковника Уорда.
24 августа произошел ожесточенный бой и на левом фланге у Никитовки. Казаки уже не наступали, зато усилили натиск японцы и чехословаки. Однако все их попытки выбить бойцов интернационального отряда Караича с выгодных позиций не увенчались успехом. Враг потерял несколько сот убитыми и ранеными, а вперед не продвинулся ни на шаг. Беспредельную храбрость проявила всеобщая любимица отряда, единственная медсестра Ксения Баженова, добровольно вступившая в отряд еще в Облучье. Под огнем противника она перевязывала раны бойцов, неотлучно находилась в походном лазарете. В этот день получил ранение Иосиф Клиндер.

Материал обновлён 09.07.2020

Больше новостей в Telegram @kirovskydv

Подписаться

serhio_deni
Публикация материала